— Так значит… это… Что же это получается? Доктор вскинул брови.

— А вы до сих пор не поняли?

— Н-нет.

— Я же вам объяснял.

Бабыкин виновато улыбнулся и пожал плечами.

— А, впрочем, неудивительно, — вздохнул врач. — Раз я мало что понимаю, то вы и того меньше.

— Это почему же? — усомнился Бабыкин.

— Потому что я ваше порождение.

— Но у меня есть сын, — неуверенно заметил Эдуард Петрович.

— И на здоровье, — ответил доктор. — Я совсем не об этом. Я ваше порождение не в физическом, так сказать, смысле, а в духовном.

Лицо Бабыкина приняло несчастное выражение.

— Ладно, поясню подробнее, — согласился доктор. — Наш мир, в принципе, похож на ваш — тоже состоит из атомов. Разница в том, что у вас они объединены в планеты и звезды, а у нас, — доктор поднял палец, — равномерно распределены по объему вселенной. Понятно?

Бабыкин машинально кивнул, доктор продолжал.

— Вселенных много и все разные. Иные отличаются незначительно, а есть и вовсе непохожие. Лишь бесконечные вариации обеспечивают совпадение условий, пригодных для жизни. Наш мир обитаем. Мы не ограничены жесткими формами и существуем в естественном для нас подвижном состоянии. Процесс эволюции привел к зарождению сознания, а теперь наша вселенная — это огромный разумный организм.

— Вы, — доктор укоризненно взглянул на Бабыкина, — явились незваным гостем. Выражаясь привычным для вас языком, вы вломились в разреженное состояние разумной материи, как слон в посудную лавку.

Бабыкин хотел возразить, но не решился.

— Случись это двести миллиардов лет назад, и вы погибли! — пугал доктор. — В то время здесь не было ничего, здесь был хаос!

Он остановился и перевел дух.

— Конечно, все произошло случайно, и поэтому мы решили вам помочь.

Бабыкин приуныл. То, что он услышал, не внесло ясности. Кто-то из них сумасшедший, но кто? Эдуард Петрович нахмурил лоб. Втянул носом воздух, надул щеки, задержал дыхание…

Помогло. Он нашел слабое место в рассуждениях доктора.

— Скажите, — осторожно произнес он, — как же вы тут сидите, если вы всего-навсего разреженная материя?

— Во-первых, разумная, — сердито поправил врач. — А во-вторых, я уже говорил, мы — подвижные атомы в пустоте. Произвольно комбинируясь, мы можем создать, что угодно. Двести миллиардов лет назад мы этого не умели, зато теперь, — он сделал широкий жест, — кровать, комната, воздух, я — все создано специально для вас.

— Но зачем?!

— Всякий разум достоин уважения. Даже такой, как ваш.

— Хм, — сказал Бабыкин, и внезапно догадался, что его с кем-то перепутали. Сейчас он больше всего боялся, что доктор произнесет, наконец, какой-нибудь пароль, и все откроется.

Врач откинулся на спинку стула и склонил голову набок.

— Вы полагаете, я реальный человек? — неожиданно спросил он.

Эдуард Петрович вздрогнул.

— Вы ошибаетесь, — продолжал медик. — Я модель. Собирательный образ врача. Мы не знали, как воспримет ваш организм внезапное путешествие, и на всякий случай поместили вас в больницу. Тоже модель. На самом деле ничего этого нет. Так, группа атомов, которая подпитывается вашими представлениями о медицине. Стоит вам исчезнуть, и все моментально рассыплется.

— И с… чего? — переспросил Бабыкин.

— Исчезнуть. В смысле переместиться обратно. — А-а…

— И чем скорее, тем лучше. Хорошо, что вы еще легко отделались. А то пришлось бы создавать операционную, инструменты, медикаменты, — доктор загибал пальцы, — медсестер, нянечку. В общем, морока.

Он поднялся со стула, походил по комнате и снова сел.

— В мире великое множество вселенных, и время от времени их представители начинают мотаться по макрокосмосу, как мыльные пузыри в ветреную погоду. — В его голосе послышалась досада. — Некоторых заносит сюда, и чтобы создать для них привычные условия, мы концентрируем огромные количества атомов в малых объемах.

— Вот вы. — Он вытянул палец в сторону Бабыкина. — Стоит вам освоиться, как сразу начнете достраивать в своем воображении массу деталей. Это потребует новых атомов. Предметы потом приобретают самостоятельность, и их трудно контролировать. Нехорошо!

— Почему? — шепотом спросил Бабыкин.

— Кристаллизация, — пояснил доктор. — Наш мир превратится в подобие вашего. А если учесть, что вы у нас не один, то получится вообще невесть что. Музей мирозданий.

Бабыкин облизнул губы.

— Хотите пить? — наклонился врач.

— Да… если можно.

— Можно, конечно. — Медик вздохнул. — Мы гуманисты и потому идем на жертвы. Создадим и воду.

Он вышел из комнаты, но тут же вернулся со стаканом в руке.

— Пейте.

Вода была вкусная. С сиропом и пузырьками. Бабыкин такую любил.

— Вот так-то, — подытожил доктор, принимая пустой стакан. — Вам надо как можно скорее возвращаться в свою вселенную.

— А как? — спросил Бабыкин.

Жажду он утолил и с обстановкой более менее освоился. Поправил подушку, примостился к спинке Кровати и сложил на животе руки. Ситуация напоминала телевизионную постановку. Бабыкину нравились фильмы, в которых два интеллигентных человека — лучше всего разведчики крупных держав — ведут умные разговоры. Аналогия существовала. Тоже туманные намеки, борьба умов и переплетение чьих-то интересов.

— Как? — повторил он.

— А вы не знаете? — в свою очередь вкрадчиво поинтересовался доктор.

— Нет.

Отказываться было легко, потому что Бабыкин и в самом деле не знал.

— Жаль, — сказал доктор. — Мы прощупали вашу память, но я надеялся, что в ней есть недоступные нам участки. Оказывается, нет.

— Нет, — подтвердил Бабыкин. Он понял, что противник в затруднении, и мрачно усмехнулся.

Доктор поставил стакан на раскрытую ладонь, и тот медленно растаял в воздухе. Бабыкин насторожился.

— Фокус?

— Расщепление, — отозвался врач. — Обычное расщепление… Знаете, очень нелегко быть единственным разумом в целой вселенной. Сомнения, комплексы, поиски смысла… Если бы не эта кристаллизация, мы бы только радовались новым контактам, а так… — Он смущенно улыбнулся. — Мы ведь хотим сохранить индивидуальность.

Бабыкин сочувственно кивнул.

— Может, я чем помогу?

Это была дань вежливости. Он не собирался ничем помогать и спросил просто так.

— Вряд ли, — ответил доктор. — А впрочем… Вспомните, как все произошло. Что-то ведь послужило толчком для феноменального перемещения. Может, какая-нибудь мелочь показалась… ну не совсем обычной, что ли? Вам-то легче об этом судить. Если вы установите причину, у нас появится шанс.

Бабыкин не совсем понимал, что к чему, но ему нравилось, как с ним обращаются. Чтобы положение, не дай бог, не ухудшилось, он решил никаких шансов доктору не давать. С другой стороны, чтобы создать видимость сотрудничества, упрямиться не стоило.

— Ну, как вам сказать, — глубокомысленно начал он. — Ничего особенного. Шел домой, оказался у вас.

— И все?

— Все. Шел по улице. Справа парк, слева дома. Кот еще какой-то… — он нахмурил лоб, — дорогу перебежал.

— Кот? — Врач встрепенулся.

— Кот. А что?

— Так, так, так, — прокудахтал доктор. — И часто это с вами случается?

— Что именно?

— Коты дорогу часто перебегают?

— Да как вам сказать, — замялся Бабыкин. — Не то, чтобы часто, но бывает.

— Та-а-ак, — протянул эскулап. — Насколько я понимаю, это дурная примета?

— А… — Бабыкин беззаботно отмахнулся. — Чего только люди не придумают.

— Не скажите, — осадил его врач. — Дыма без огня не бывает. Ваша генетическая память прочно хранит информацию о нежелательности встреч с черными котами. Видимо, ваши предки изрядно от них натерпелись. Кое-кто проясняется.

— Что там еще проясняется? — недовольно проворчал Бабыкин, раздосадованный тем, что доктор по-прежнему ходит вокруг да около.

— Видите ли… М-да… — Доктор не спешил с объяснениями. — Я не совсем уверен, но есть основания полагать, что по вашей вселенной прокатилось… — Он явно тянул резину. — Прокатилась волна отрицательной вероятности. Если она зацепила вашу планету, то на ней стали возможными события, которые невозможны в принципе.